Мирабай Буш — директор «Центра развития созерцательного разума в обществе» в Массачусетс, миссия которого — применение медитативных техник в корпоративном контексте. В этом большом интервью журналу Tricycle она рассказывает о том, как всё начиналось, о видимых трансформациях и о легитимности медитации в корпоративном мире.

Перевод © «Внимательный бизнес».

Фото © Paul Specht.

Это интервью у Мирабай Буш взяла Хелен Творков в марте 2001.

Что первоначально побудило вас создать Центр созерцательного разума?

Всё началось с разговора об отношениях между медитативными практиками и изменениями в обществе, между личной и социальной трансформациями. Решение двигаться дальше выросло из этого разговора. Но мы говорили об институтах здоровья и исцеления (и смерти и умирания) с компаниями, которым уже были близки ценности медитативных созерцательных традиций.

Как вы начинали?

Вышло так, что самый первый ретрит мы провели в 1997 году в химической компании «Монсанто» (Monsanto). В то время Боб Шапиро стал её генеральным директором и он искал новые способы познания, новые творческие направления и возможности. Его интересовала медитация. Он обратился к Чарли Халперну (Charlie Halpern) — другу по Гарварду и одному из основателей Центра созерцательного разума.

Как вы сами относитесь к «Монсанто»?

«Монсанто» была большим вызовом для меня лично, потому что перед этим я 10 лет занималась вопросами устойчивого сельского хозяйства с индейцами-майя в Гватемале. В тот момент Monsanto не использовала биотехнологии, но их основным продуктом был Round-Up — самый продаваемый в мире гербицид (химическое вещество для уничтожения сорняков. — Прим. пер.). Он широко использовался в Гватемале — там сердцем моей работы стало восстановление земель, уничтоженных химикатами. Я верила, что Round-Up внесла свой вклад в то, чтобы разрушить земли и привести к голоду и нищете те места, где жили майя. Так я узнала слишком много о «Монсанто».

Почему вы решили пойти дальше?

Меня уговорили работать с «Монсанто», потому что в корпоративном мире работает много людей и влияние корпораций по всему миру только возрастает — не только в экономическом, но в культурном отношении. И я решила, что изменение сознания внутри целой корпорации может иметь весьма благотворный эффект.

Как только я начала думать таким образом, я увидела своё собственное сопротивление, и тогда заметила, что настоящий вызов для меня здесь — это войти в эту ситуацию без вынесения оценок и осуждения. Нам, конечно, нужно было сохранять «различающую мудрость» относительно той продукции, которую производила компания. Но если мы могли провести медитативный ретрит в неосуждающей атмосфере и быть открытыми друг другу, то мы могли понять, что эта практика может помочь людям увидеть более полную картину — которую медитация помогла увидеть мне самой.

Когда я сама начинала мою практику медитации, я может быть и не производила Round-Up, но у меня было множество иллюзий относительно природы реальности. Сейчас я хорошо понимаю, что самое сложное — это преподавать, не осуждая; просто быть гидом, который поддерживает на пути тех существ, которые исполнились благих намерений, — и при этом держать свое мнение при себе. И преподавание в новых ситуациях и контекстах делает это ещё более сложным.

Первый ретрит проходил в Институте Джона Фетцера (Fetzer Institute) для группы сотрудников Монсанто, которые сами добровольно решили поехать.Как я и мои коллеги поняли за последние годы, когда имеешь дело с профессионалами — а мы имели дело с топ-менеджерами, в основном мужчинами —  их сила концентрации обычно уже очень хорошая. За одни выходные они достигли очень хорошей концентрации и, как мне кажется, смогли многому научиться за очень короткий срок.

Каким был этот ретрит и как он был организован?

Стив Смит (Steve Smith), ведущий учитель випассаны в Обществе медитации прозрения, основатель Медитативного центра Випассаны на Гавайях в 1984, согласился провести этот ретрит, но с одним условием: только если мы сохраним стандартный формат трёхдневного медитативного ретрита. Так как мы работали напрямую с генеральным директором, мы не должны были как-то изменять изначальную программу. В последний вечер Стив начал учить практике любящей доброты. Вы начинаете с благопожелания самому себе. Затем вы расширяете круг любящей доброты, включая в него других, кому вы посылаете эту добрую энергию: людей и млекопитающих, птиц, рыб и насекомых — и всех живых существ во всех мирах.

И после трёх дней ретрита на людей, у которых была хорошая концентрация, практика любящей доброты оказала очень глубокое влияние. Мы не обсуждали вопросы устойчивого сельского хозяйства или ассортимента продукции; а руководители не объясняли, почему они думают, что Round-Up приносит пользу планете. Но посреди медитации любящей доброты я открыла глаза и увидела, что когда Стив говорил об этих живых существах в разных мирах, по щекам многих людей в зале катятся слёзы.

Это был поворотный момент для меня. Я не забуду то, что я узнала о химикатах и о выращивании монокультур на одной и той же земле из года в год. Невозможно забыть об этом. Но в то же время я поняла, что по большей части здесь работают хорошие люди, которые верили в то, что они вносят свой важный вклад, помогая накормить людей на Земле.

Многие люди гневно относятся к «Монсанто». Они бы сказали, что те слёзы, которые вы видели, были крокодиловыми…

Почти все, кого я знала — буддисты и другие люди, — были очень критично настроены по отношению к работе с «Монсанто». Они считали, что это просто программа снижения стресса, которая поможет этим ребятам продолжать делать то, что они делают, и чувствовать себя только лучше при этом.

Это просто снижение стресса?

Нет. Боб Шапиро был мудрее этого. В бизнес среде есть тысячи практик снижения стресса и Боб знал об этом. Он обладал интуицией, которая подсказывала ему, что медитативная практика приводит к совершенно другому типу осознанности, позволяя людям думать по-другому. Я не могу сказать, что снижение стресса не было одной из частей — и причин того, почему пригласили нас и почему люди пришли. Но когда практика проводится в безопасном месте и даётся с наилучшими намерениями, то мудрость, сопереживание и количество прозрений могут возрасти. Снова и снова я видела у сотрудников компании моменты прозрения в природу того, как они живут. Это не было похоже на «Ой, Монсанто производит химикаты, я больше не думаю, что это полезно и хорошо». Это прозрение иного уровня. Люди начинают видеть, что в их жизни начинается процесс пробуждения, что они могут начать взращивать в себе совсем другой тип самоосознавания.

Наверное, сложно работать с людьми, которые настолько вне контекста созерцательных ценностей, и это требует с вашей стороны много веры в тот путь, который вы выбрали?

Для меня тайна, почему с кем-то на этих корпоративных ретритах внезапно случается «Ага!-опыт» — переживание, которое меняет то, как этот человек работает и живет. Я действительно очень доверяю процессу разворачивания дхармы и проявления истины, и я думаю, что наша работа заключается в создании внешних условий, благодаря которым всё это может произойти. Чтобы произошёл какой-то сдвиг в том направлении, в котором мы двигаемся, нам необходима сила духа, сила творчества, прозрения и истины. Я думаю, что это единственный способ, благодаря которому что-то может измениться.

Кроме «Монсанто» как относится Центр к корпоративному миру или другим компаниям? И почему они становятся центром вашего внимания?

Корпоративная культура и её ценности оказала большое влияние на все наши социальные институты, включая высшие учебные заведения, журналистику, право. Я думаю, логично начинать именно с корпоративного мира. Большинство студентов юридического института в программе “Созерцательный ум” готовятся к работе именно в бизнесе. Харлан Далтон (Harlan Dalton), профессор права в Йеле, который только что получил степень в Йельской богословской школе (и является членом правления Созерцательного ума) думает об открытии Института права и религии. Он объясняет это тем, что и закон, и религия пытаются направлять людей в выборе правильной жизни. Конечно, право изначально было предназначено именно для этого, но очень мало юристов задумываются об этом сейчас. Столько энергии уходит на судебные тяжбы, на слияние и поглощение корпораций, на их рост и усиление влияния.

Чарли Халперн учился в Йельской юридической школе. Пять из семи человек из нашей команды закончили юридическую школу, в том числе Боб Шапиро (исполнительный директор «Монсанто»), который сейчас к нам присоединился. Конечно, нас критикуют и по этому поводу тоже. Люди обвиняют нас в том, что мы продались и что мы «спим с врагом». Но вдобавок к тому, что я была вдохновлена моей дружбой с Бобом, мне кажется очень полезным иметь в команде людей, которые до этого работали в этих крупных корпорациях. Это помогает нам понять, какими разными способами дхарма может проявляться в нашем мире. Поэтому обладая этим коллективным опытом в области права, они серьезно задумались о том, какие изменения сейчас претерпевает профессия юриста. Они поняли, что школа права — где обучают адвокатов, судей и профессоров права — может быть хорошим стартовым местом (для знакомства с медитацией). Интересный факт о школе права — хотя фокус делается на процессе познания и развитии аналитических способностей, там совсем не развиваются «созерцательные навыки», такие как эмпатия и сопереживание. Хотя многим людям нужен юрист именно тогда, когда они столкнулись со сложностями или испытывают страдания.

У вас есть ощущение, к чему приведут все эти программы?

Сложно предсказать последствия этой работы. Некоторые люди — как и те, кто ездит к буддийским учителям — получают практику, едут домой и медитируют ежедневно. Другие испытывают сложности с практикой. В Йельской школе права студенты раз в неделю медитируют с профессором в его кабинете. В «Монсанто» были созданы комнаты для медитаций в каждом из основных зданий компании. Однажды я была на ретрите в Бирме у монаха-настоятеля монастыря, которому в то время было 93 года — и рядом со мной, также сидя на земле, оказался ученый из «Монсанто».

Часть нашей стратегии — создание легитимности медитации, поэтому мы выбираем самые заметные организации. Мы начали юридическую программу в Йельском университете, и сейчас есть несколько заинтересованных в ней юридических школ — в Колумбийском и Нью-Йорском университетах. Йель «узаконил» её. Но мы знаем, что по-настоящему глубокие изменения нельзя предсказать. То, что мы можем сделать, — это создать среду, в том числе предлагая практики, повышающие вероятность того, что люди начнут пробуждаться, станут делать более здоровые выборы и действовать с сочувствием к другим.

Как у вас получилось добиться такого широкого охвата?

Одно из наших преимуществ — это то, что, как говорят у нас в компании, мы начинаем в той точке, где в данный момент находятся наши клиенты. Взять хотя бы, например, «Гринс Ретрит» (Greens Retreat). Это группа генеральных директоров из 28 национальных организаций, занимающихся охраной окружающей среды — the Sierra Club, NRDC, the Wilderness Society, the Trust for Public Land и других. Изначально они были заинтересованы в религиозных учениях, которые связаны с ответственностью за происходящее на планете. Мы решили предложить им практику медитации как способ создания священного места их воображения и как способ вхождения в это священное место. Эти люди часто уходят в походы, чтобы побыть наедине с дикой природой, и мы предложили им такой поход — только воображаемый. Когда мы медитировали на звук (во время ретрита в Санденсе) участники прислушивались к звукам в горах Юты. Также мы устраивали прогулки в этих горах — в полном молчании. Это очень подошло защитникам окружающей среды, но при этом не лишило практику ее глубинной сути. Практика была отделена от традиционного буддийского контекста, но ее суть осталась прежней. И это сработало. Они начали включать практику в свои ежегодные собрания.

Чем отличается работа с активистами экологических движений от работы с известными компаниями и корпорациями?

От всех активистов, с которыми мы работаем — от экологов, юристов и даже некоторых журналистов, — мы слышим один и тот же вопрос: «Если я избавлюсь от своей злости, что будет мотивировать меня работать ради изменений? Если я делаю практику принятия, как тогда я буду хорошо выполнять свою работу?» Ответ заключается в том, что есть более глубокие источники, из которых мы можем черпать силы. Но люди не совсем понимают, о чем речь, пока сами не испытают это. Их вводит в заблуждение идея принятия: им кажется, что принятие — это оказание поддержки, когда с кем-то несправедливо поступают, или смирение. Но принятие — это просто присутствие в настоящем. И многих непонимание этого сбивает с толку.

Злость сжигает вас изнутри. И среди социальных активистов выгорание приобрело впечатляющие масштабы. Когда люди обучаются медитировать в первый раз, идея принимать вещи такими, какие они есть, очень смущает. Но это на самом деле так: вещи такие, какие они есть. Не принимая обстоятельства такими, какие они есть, вы не можете изменить их. И, на самом деле, не принимая их, вы не позволяете себе увидеть вещи такими, какие они есть. И это мешает вам совершать наиболее эффективные действия по их изменению.

Многие активисты опасаются включать духовный подход в свою работу и, по сути, зачастую враждебно к нему настроены, несмотря на великие примеры — Ганди, Мандела, Мартин Лютер Кинг и другие…

Когда я была моложе, в была разочарована в обеих сторонах. Многие активисты, с которыми я работала, не понимали ценность саморефлексии — и я встречала много духовных практиков, которые, казалось, не видели ничего за пределами их ближайшего окружения. Я думаю, эти два разных полюса полностью совместимы — в каждом из них заключена суть. И в каждый момент человек пытается увидеть мир таким, какой он есть, без оценок и вынесения суждений. И тогда мы обнаруживаем, что прямо в этом моменте, таком, какой он есть, уже присутствуют возможности для облегчения страданий, каким бы они ни были. Поэтому вы стремитесь создать общество или культуру или ситуацию, где будет меньше страданий — и в то же время принимаете вещи такими, какие они есть в настоящий момент, потому что они уже существуют в этом моменте. Я знаю, что это всегда звучит как парадокс, но я поняла, что очень легко удерживать оба полюса одновременно.

Мы создали академическую программу для аспирантов по инициативе Contemplative Mind и совместно с Говардом Гарднером из Гарварда, которая направлена на исследование созерцательного осознавания как способа познания. И для нас эта программа — один из появляющихся сейчас способов работать с этим парадоксом. Созерцательная практика внутри академической среды очень сильно отличается от того, как это дается в монастырях. Интуитивное, довербальное прямое знание, которое развивается у вас в процессе медитативной практики может стать очень важным дополнением к рациональному знанию и рациональному научному исследованию, на которых основана вся наша система образования. Что происходит с этими аспирантами сейчас? Они видят, что созерцательное осознавание живёт не только в монастырях, церквях и храмах. Они начинают понимать, что это способ познания, это исследование природы ума и природы реальности.

Как изменился ваш собственный взгляд жизнь благодаря работе Центра?

Прежде чем я начала работать с корпорациями и компаниями, я всегда работала «снизу вверх», начиная с общественных движений, и временами я верила в то, что это единственный путь. Сейчас я думаю, что обязательно нужно сочетать одно с другим. Лидеры важны, и при этом вы можете быть лидером-визионером, но если никто не слышит ваше сообщение, ничего не изменится. И, конечно, это не два отдельных полюса. Это не просто визионеры и простые граждане — есть множество факторов между этими полюсами. У нас есть мечта, что созерцательные практики и возможность более созерцательной жизни внутри культуры может изменить ее в направлении устойчивого развития и пробуждения.

В Центре развития созерцательного разума нам нужно принимать решения о том, как мы используем свои ресурсы. Лучше работать с экологами, которые уже сейчас пытаются спасти нашу планету, или с теми, кто — как мы думаем — разрушает ее? Одна вещь, которую я поняла благодаря тесному сотрудничеству с учеными из «Монсанто» — это то, что ученые и другие люди, работающие на передовом крае в какой-то новой и сложной области (как, например, биотехнологии), каждый день принимают решения в своих лабораториях — и активисты и другие социальные работники и защитники окружающей среды даже не услышат об этом, пока они находятся на таком непреодолимом расстоянии от них.

Я поняла, что дискуссии о том, что это значит для нашего общества и для всей планеты, нужно начинать в лабораториях — в среде ученых. Что, как не лаборатории, является лучшим местом для того, чтобы применять некоторые техники, которые уже хорошо известны ученым, и тщательно исследовать результаты, без предвзятости и осуждения? В бизнесе долгое время все принимали в расчет только науку и чистую прибыль. Теперь мы знаем, что этого просто недостаточно — что есть огромные социальные и нравственные последствия.

Своеобразная гениальность американских корпораций заключается в том, что они способны абсолютно все превратить в маркетинговый ход. Откуда вы знаете, что вы не просто помогаете им подать себя в образе хороших парней?

Это сложный вопрос, и он состоит из нескольких частей. Во-первых, вопрос пиара — и Time, и BusinessWeek написали о медитации в «Монсанто», и я не думаю, что это изменило чье-то восприятие компании. Более важный вопрос для меня — будут ли благодаря практике, возникать прозрения и инсайты, в основе которых — мудрость и сопереживание? Может ли это оказывать влияние на политику и продукцию корпорации — любой корпорации? Или они слишком ограничены своими огромными размерами, фундаментальными принципами и зависимостью от фондового рынка, чтобы отвечать на прозрения, которые могут в корне изменить их модели ведения бизнеса? Мы не знаем ответ на этот вопрос — я думаю, что это непросто. Пока слишком рано говорить об этом.

Как вы интегрируете практику в свою собственную жизнь?

Очень сложно руководить Центром развития созерцательного разума без соответствующих основ в своей собственной жизни. Каждый день мы практикуем вместе в офисе. У всех наших сотрудников есть оплаченный недельный отпуск для того, чтобы ежегодно участвовать в медитационном ретрите. Также я стараюсь посещать еще один или два ретрита каждый год.

Я практикую достаточно? Наверное, нет. Я слишком много езжу? Да. И поэтому я вынуждена исследовать, почему это так. Но является ли эта работа одним из способов пробуждения? Да. Я постоянно оказываюсь в совершенно новых ситуациях, и они показывают мне все те предрассудки, которые до сих пор есть во мне по отношению к происходящему, по отношению к этим корпоративным людям, юристам. Я все время обнаруживаю в себе какие-то оценки. А затем мы собираемся вместе и все меняется. Всегда. Я на самом деле люблю быть с людьми, которые хотят пробудиться. Потрясающе видеть это во всех — таких разных — людях.

***

Мирабай Буш (Mirabai Bush) — директор и со-основателя «Центра развития созерцательного разума в обществе» — некомерческой организации, миссия которого — применение медитативных техник в корпоративном контексте. Спонсорами программ под руководством Центра стали различные корпорации, медиа и СМИ, юридические школы и университеты. До того как создать Центр в 1996 году, Буш была директором Guatemala Project and the Compassionate Action Project в некоммерческой благотворительной организации «Фонд Сева» (SevaFoundation). Последние тридцать лет она практикует в буддийской традиции. В соавторстве с Рамом Дассом написала книгу «Сопереживание в действии: Как вступить на путь служения» (Compassionin Action: Setting Out on the Path of Service).